Горькая правда. Будни врача: «Спасибо вам. И идите к черту»

В 4 года я захотела стать врачом, в 30 лет — я в декрете, из которого не вернусь.

 

Мне 4 года.

Папа болеет пневмонией и получает внутримышечные инъекции. А я бегаю вокруг и жду, пока мама закончит и отдаст мне шприц.

И вот я забираю его и бегу к своим “пациентам” – плюшевому зайцу Масе и медведю Кире. Они тоже болеют, как папа, и им, как папе, надо делать уколы…

 

Мне 5.

Ко мне пришёл соседский мальчик и мы ушли в комнату играть. Я только-только научилась читать и стала хвастаться. Вытащила любимую книгу – 2-й том атласа Синельникова, открыла на самом интересном месте и давай вдохновенно читать:”по-лО-вы-е органы”.

 

Мне 10.

Мои настольные книги – “Справочник педиатра” Усова и пособие по внутренним болезням для фельдшеров.

 

Мне 12.

Наш класс снимают на видео и на вопрос “Кем ты хочешь стать?” я уверенно отвечаю: “Врачом”.

 

Я ничуть не сомневаюсь в том, что именно этого хочу. И никто не сомневается.

 

Мне 14.

Я занимаю третье место на городской олимпиаде по биологии. Потом то же повторяется в 15 и в 16.

 

Мне 17.

Я учу всего 3 предмета – химию, биологию, русский. У меня не было вопроса, куда поступать. У моей семьи тоже. И у учителей в школе.

 

Меня не трогали по другим предметам. Все знали: Марго собирается в медицинский.

 

Все ещё 17.

Я плачу от счастья, узнав, что зачислена на бюджетное отделение педиатрического факультета нашего медицинского универа.

 

Мне 18.

Зимняя сессия на “отлично”. Как, впрочем, и летняя.

 

Мне 19.

Я устраиваюсь работать в детскую онкологическую реанимацию. Впервые своими глазами вижу боль, смерть и осознаю, что моя обожаемая медицина – не всесильна, а супергерои в белых халатах – обычные люди, которые могут только то, что могут.

 

Мне 21.

Я все ещё полна энтузиазма. Из детской реанимации уволилась: стыдно признаться, но тот накал драмы и боли был для меня запредельным. Устраиваюсь фельдшером на скорую.

 

Сутки на выходных. Два ночи среди недели. Посреди всего этого – учёба.

 

Руками в трикотажных перчатках откапываю пьяниц из-под снега. Попадаю в любую вену с закрытыми глазами. Алгоритм действий при фебрильных судорогах, кардиогенном шоке, астматическом и эпи-статусах помню даже во сне и пьяном угаре. Дозы преднизолона, адреналина, наркотиков считаю в уме за секунды.

 

Мне 22.

Поступаю в субординатуру (6-й курс) по детской хирургии. Всё так же работаю на «скорой». В процессе учёбы хожу на операции. Свободного времени нет, но я все равно его нахожу.

 

Мне 23.

Я стою в мантии и смешной шапке, ректор вручает мне мой красный диплом. Снова, как в 17, плачу от счастья. Я так мечтала стать Доктором – и вот я доктор.

 

Мне 24.

Я (с энтузиазмом): “Здравствуйте, я врач-интерн по оториноларингологии!”

 

Заведующая детским ЛОР-отделением, глядя на меня поверх очков: “И что?”

 

Со «скорой» уволилась. Но три раза в неделю все равно дома не ночую – дежурю в больнице, так хочу всему научиться.

 

И вот он – долгожданный сертификат.

 

Мне 25.

Я работаю детским ЛОР-врачом в трех местах.

 

“Доктор, жалобы только у одного, но этих троих тоже посмотрите, вам же несложно”

 

“Примите без очереди, мы многодетные, и плевать, что тут кровотечение”

 

“Не работает рентген-кабинет? Мы пишем жалобу на вас”

 

“Нет отита? Мы едем в частную клинику и молитесь, чтобы там сказали то же самое”

 

“Посмотрите ребёнку аденоиды. Ну и что, что 5 утра”

 

120 человек за сутки на 2 кабинета. Это сентябрь.

 

В ноябре – 180. Ближе к марту – 200.

 

Есть тяжёлые – инородные тела, мастоидиты, гнойные отиты, менингиты. Но большинство – только спросить. В поликлинике нет врача или врача г-но. Мы были в частном центре и у профессора, а вы что думаете?

 

 

 

Мне 27.

Ухожу во взрослую больницу. Патология разнообразнее, хирургия интереснее. Людей в разы меньше.

 

“Я плюнул кровью вам в глаз. У меня ВИЧ, кстати. Надо было раньше сказать?”

 

“Мне кореш нос сломал, щя и тебе сломаю – и не посмотрю, что баба”

 

Флегмона шеи – остановка на столе. Вытянули. Выдохнули.

 

Декомпенсированный стеноз гортани на фоне онкозаболевания. ДН 2-3.

 

Письменный отказ от трахеотомии. Жалоба за сделанную коникотомию.

 

Жалоба, что передняя тампонада – больно.

 

Жалоба, что нет мест в отделении и 72 человека на 60 койках.

 

Жалоба, что не госпитализируем на плановую операцию без обследования.

 

Жалоба, что не берём на стол на плановую операцию с внезапно случившейся ОРВИ.

 

Сколько раз я написала слово “жалоба”? Так вот. Депремирование на 100% – столько же раз + депремирование на 50-75% за бумажки.

 

Мне 29.

Я не помню, когда последний раз высыпалась.

 

Мне стыдно называть сумму, приходящую мне на карту дважды в месяц, при своих ровесниках. Это притом, что они работают 160 часов в месяц и ночуют дома, а я – больше 300.

 

Я выслушиваю очередные жалобы очередного хроника и с досадой осознаю, что ничем ему не помогу. И мне плевать.

 

“Принимайте быстрее, у вас тут очередь”

 

Нет сил.

 

Мне 30.

Я в декретном отпуске, из которого я не вернусь.

 

Я гуляю по улице, смотрю на небо и радуюсь весне. Я смотрю, как растёт мой ребёнок. Я мало сплю, но я безумно счастлива, что меня будит плач моего ребёнка, а не матерная брань очередного пьяного дегенераты со сломанным носом.

 

Мне 30.

26 лет назад я впервые захотела стать врачом.

 

А теперь понимаю, что больше не хочу.

 

Спасибо, дорогие пациенты.

 

Спасибо, дорогое руководство больницы.

 

Спасибо, дорогой Минздрав.

 

Спасибо, дорогая система здравоохранения.

 

Спасибо вам. И идите к черту.

 

Маргарита Алексеева.